– А вы сами, уважаемый, за какими такими коврижками отправились в 1903 год? – спросил я. – Разве вы сами не являетесь тем орудием, которое готовят на этом острове?
– Я не орудие, а оружие, – сказал мой гость, – не путайте эти понятия. Причем я – мыслящее оружие, а это, согласитесь со мной, две большие разницы.
– От терминологии суть дела не меняется, – сказал я, – просто вы решили поменяться местами со своими бывшими хозяевами и взять игру на себя. У орудия хоть ответственности меньше. Я, мол, только чужие приказы выполнял. Хотя, в нашей стране законы – это проформа и как средство держать в узде людей без связей. Захотят, они вас сделают организатором преступной группировки в количестве одного человека и посадят на пожизненно. Вот уж настоящие преступники обхохочутся над правдоискателями и правдолюбами в России. Басманное правосудие и Данилкин суд стали уже международными терминами, обозначающими беззаконие и высшую степень коррупции в государстве.
– Вот поэтому я и отправился в 1903 год, чтобы у нас не было 1917 года, не было Второй мировой войны, и страна наша развивалась, а не погибала под гнетом организованной преступности. Чтобы она вся не превратилась в одну большую станицу Кущевскую, а страной правил народ через выбранного им президента, а не через тандем, – выпалил Григорий, – да разве вы это поймете, рабы?
– Мы не рабы, – начал я декламировать всем известную скороговорку и остановился, понимая, что он прав. Несвободные люди, ходящие под дамокловым мечом круговой поруки и связанные «омертой» единственной и всеобъемлющей политической партии криминала и разбойников от политики. Мы вынуждены принимать условия игры, иначе и члены их семей могут пострадать физически и морально. Причем это не только в нашей стране, но в любой другой, имеющей себя оплотом свободы и демократии. – Да, мы не рабы, это вы раб своей идеи. Почему же у вас не получается то, что вы задумали?
Григорий задумался. Вероятно, этот вопрос мучил и его и он не находил на это ответа.
– Вы знаете, я прихожу к мнению, – сказал Григорий, – что истории о благородной идее, останавливающей кровавых преступников, это все библейские сказки. Агитаторы от религии уверяли свободных людей в том, что без веры они несвободны и что их свобода является осознанной необходимостью поднять знамя веры и идти на уничтожение тех, кто исповедует другую веру. Любого лидера можно безболезненно заменить, но сменщик его должен быть низменнее по цинизму поставленной цели. На месте Ленина мог быть любой другой человек, ненавидящий русских как угнетателей других наций, так же и на месте Сталина мог быть туркмен, армянин, узбек, эстонец и даже русский, уничтожающий сотнями и тысячами своих соплеменников и представителей других наций ради призрачного счастья империи. Вы можете быть циничнее Ленина и Сталина?
Этим вопросом он поставил в тупик и меня. Я тоже, грешным делом думал, что будь на месте вождей революции другие люди, то было бы все по-другому. Ничего бы по-другому не было. Могло быть только хуже, но не лучше, потому что масса, поддерживающая лидера, уничтожила бы того, кто посмел быть ангелом божьим. Ни одна газель не поведет волчью стаю за собой. Хотя, нет, поведет, но в качестве добычи, а не как вожак. Вожаком может стать только более матерый волчара, чем прежний вожак. И этот волчара должен жестоко расправиться с вожаком, чтобы его приняла стая.
– Да уж куда циничнее, – согласился я, – если у тебя все рычаги власти. Когда ты как пролетарий и у тебя нет ничего, то можно быть как угодно циничным и ничего от этого не изменится. Но если у тебя власть, то все потаенные мысли прочитают подчиненные и будут стараться соответствовать симпатиям и интересам начальника. Главное, как говаривал Владимир Ильич, взять власть. Мосты, вокзалы, аэропорты, телеграф, электростанции и банки. А уж потом можно диктовать свою волю. Создать армию, органы ВЧК, концлагеря, проводить массовые репрессии, уничтожая людей миллионами. Тогда тебе поставят памятник, учредят золотые и платиновые ордена с бриллиантами, люди будут приходить к твоему мавзолею на поклон, выстаивая по полдня в очередях, а молодожены будут спешить туда прямо из ЗАГСа. А если никого не казнишь, будешь действовать строго по закону, то объявят слюнтяем, недостойным поминовения. Скажут, – распустил всех, и порядка нет никакого. Но все это в далеком прошлом и у меня законный к тебе вопрос: а зачем тебе все это надо? Зачем ворошить прошлое, зачем поднимать пыль, потому что если что-то и произойдет, то произойдет только в параллельной жизни. Мы не можем войти сами в себя, но мы можем заглянуть в наше прошлое и поменять его, но уже не для нашей жизни. Вам не приходилось ощущать, что кто-то посторонний вторгается в нашу жизнь и все, удачно складывающееся, вдруг начинает идти кувырком?
– Мне тоже так казалось, но каждый человек хотел бы что-то поменять в своем прошлом, – сказал Григорий. – Я никогда не верил оптимистическим и бодрым песням, типа «Если снова начать, я выбрал опять бесконечные хлопоты эти». Насколько искренне говорит человек, испытавший ужасы гитлеровских и сталинских лагерей о том, что он бы снова хотел прожил ту же жизнь, ничего не меняя? Это же явный мазохизм. Ах, посадите меня в лагерь, ах, испинайте меня яловыми и кирзовыми сапогами. Вранье все это. Каждый человек хотел бы что-то поменять в своей жизни. И я сделаю, что такие же люди, как и мы, но живущие в несколько иной временной фазе, жили лучше, чем мы.