Закройте глаза Истине - Страница 74

– Ты кто такой? – спросил полицейский.

– Человек, – сказал, – и вообще, товарищ полицай, вы ко мне должны обращаться на вы.

– Человек? – закричал полицейский с вопросительной интонацией. – Ты не человек. Ты вообще никто. У тебя даже чипа нет. И обращаться ты ко мне должен так – гражданин народный полицейский. Давай сюда обе руки.

Я протянул руки и почувствовал, как на большие пальцы рук мне надели два кольца, жестко скрепленные между собой.

– Пошли, – сказали мне, – и, если вздумаешь бежать, то попробуешь мою электрическую палку.

Бежать мне было некуда, и я пошел туда, куда меня вели.

В привокзальном отделении милиции меня втолкнули в комнату без окон. Дверью комнаты была металлическая решетка, открытая взору дежурного.

– Вот он – «обезьянник», – подумалось мне, – наконец-то сподобился…

В обезьяннике сидел старичок и что-то жевал.

– Садись, мил человек, – сказал старик, – в ногах правды нет. Ее вообще нигде нет. А тебя за что сюда?

– Да ни за что, дед, – сказал я.

– Уголовный значит, – согласился дед, – уголовных завсегда ни за что сажают.

– Не уголовный я, а вот за что здесь, не знаю, – сказал я.

– Тогда, значит, политический, – подытожил старик, – над Учителем смеялся?

– Да не смеялся я ни над кем, – начал я злиться, – просто песню не пел, а меня деваха одна за это и заложила.

– Все правильно, – сказал мой сокамерник или, вернее, сообезьянник, – без патриотов нынче ни шагу. Вас распусти, так вы все переломаете тут, революций всяких наделаете, а мы живем спокойно, размеренно, стабильно.

– Глядя на тебя, вряд ли можно сказать, что вы живете хорошо, – ухмыльнулся я.

– А ты не ухмыляйся, – обиделся старик, – у нас каждый живет в своем мире и каждый считает, что он живет хорошо.

– Это вас тандем научил так говорить? – съязвил я.

– Какой тандем? – удивился старик, – у нас никаких тандемов нет.

– Как нет тандема, – удивился я в свою очередь, – а памятник кому?

– Как это кому? – напыжился старик. – Президенту нашему, который страну вывел из тупика и сохранил ее в целостности. А ты откуда такой, если такие дурацкие вопросы задаешь?

– Да, как тебе сказать, – замялся я, – все равно ты не поверишь в то, что бы я тебе не сказал.

– Почему не поверю, – улыбнулся сокамерник, – я во все верю, такой вот я, Фома верующий.

– И в Бога веруешь? – спросил я.

– Ну, не так чтобы верую, но существование Его не отрицаю, – сказал старик. – У нас вообще свобода вероисповедания. Давай, рассказывай, кто ты такой и чего здесь делаешь.

– Понятно, – подумал я, – мужичок этот обыкновенный агент-наседка, которую подсаживают к задержанным или задержанного подсаживают к нему, чтобы выяснить о задержанном всю подноготную. Так, во всяком случае, учили нас криминальные семинары, – но так я только подумал, а сокамернику сказал совсем другое:

– А кто ты такой, чтобы я перед тобой исповедовался?

– А действительно, кто я такой? – согласился мужичок. – Слово – серебро, молчание – золото. Давай, помолчим, может, кто кусок золота нам в камеру подкинет.

И мы замолчали. Молчали минут десять. Первым не выдержал я. Я ничего не знал. Мужик знал все. Так кто первым должен заговорить?

– Слушай, – сказал я собрату по камере, – может, ты мне сначала чего расскажешь, а я потом, по ходу дела чего-то и расскажу?

– Ну, давай, – согласился он, – только чего ж тебе рассказать-то?

– Расскажи про Великого учителя и Лидера нации, – попросил я. – Расскажи, как он умудрился покончить с тандемом?

Глава 60

– Чего ж тебе рассказать-то о нем, – задумался сокамерник, – пожалуй, расскажу о нем с самого начала.

Как я понял, у тебя в памяти остался тандем, а потом у тебя как будто память отшибло. Бывает. В те времена, о которых говоришь, и я был рысаком. Семья была. Жилье. Работа. Ходил каждое тридцать первое число на площадь, все боролся за то, чтобы 31-я статья Конституции была статьей прямого действия. И каждое тридцать первое число мы получали палкой по башке. Надо сказать спасибо тандему, что это они через своих «космонавтов» с дубинами втолковали нам простую истину – мы должны крепко объединиться, чтобы партия медведей не получила большинства. И мы это сделали.

Вряд ли ты что-то знаешь о тех выборах в Государственную Думу. Наша демократическая коалиция прошла в Думу и имела одинаковое количество голосов с партией медведей, потому что первым лицом в нашем списке был Великий учитель и Лидер нации, хотя он тогда и не имел такого пышного звания.

– Он что, бросил свою партию медведей и присоединился к вам? – удивился я.

– Подожди, – сказал мужичок, – тот, кого ты имеешь в виду это не Великий учитель. Это могильщик Великого учителя, но у него ничего не получится.

– Чего-то я ничего не понимаю? – признался я.

– Не понимаешь, так сиди и молчи и не сбивай меня с панталыку, – сказал мужичок. – Тот, о ком ты говоришь, это не Великий учитель, хотя и хотел им быть. Он подписал себе непопулярность тем, что дважды судил за одно и то же дело известного олигарха.

– Ну, это-то я помню, там еще судья был со смешной фамилией, кажется Щемякин, вот он и засудил этого олигарха, – сказал я. – Они еще тогда хитрую вещь сделали, чтобы американов развести на ратификацию договора об ограничении атомного оружия. Передвинули чтение приговора на время после американской ратификации. И американцы остались в больших дураках, а ведь могли бы и не ратифицировать этот договор, если бы знали, какой приговор вынесут олигарху.